Читаем без скачивания Выше нас — одно море - Альберт Андреевич Беляев

— Других сообщений не было, значит, собираются прийти. Как они идут в кромешном тумане — я не знаю, но капитан там слов на ветер не бросает. Все стоят, а он идет. И локатора нет. И приходит Крокодил Семенович. — И она рассмеялась.

— Как его зовут? Крокодил? — переспросил Тимофей.

— Нет, по-настоящему он Ардальон Семенович Шулепов. А за глаза его Крокодилом Семеновичем зовут. Он знает об этом, между прочим, и сам под хорошее настроение побит себя так называть.

Визгливый гудок донесся с залива. Диспетчер встрепенулась, открыла форточку и прислушалась. Гудок повторился.

— Она! Это ее гудок. Идет ваша «Таврида».

«Ну и гудок. Как у паровоза», — подумал Тимофей. Он поблагодарил девушку и вышел из диспетчерской.

На причале зажглись прожекторы, забегали люди, заурчал мотор подъемного крана.

Визгливый гудок раздавался все ближе, потом из тумана показались огни, потом стала видна темная масса судна, и «Таврида» медленно, словно ощупью, подкралась к причалу и отшвартовалась.

Обледенелая от ватерлинии до верхушек мачт, с кучами руды на палубе, грязная, с побитыми и погнутыми релингами и трапами, с ободранными бортами «Таврида» не обрадовала Тимофея.

«Видно, доживает последние дни», — подумал он.

На борту «Тавриды» бесшумно суетились люди. Швартовка не заняла у них и пяти минут, тут же был спущен с борта новенький трап, и около него появился вахтенный с повязкой на рукаве. Однако на берег никто не сходил. Тимофей подождал немного и поднялся на борт.

«Дорогая Марина! Сейчас уже глубокая ночь, а утром мне с восьми часов заступать на вахту. Я наконец дождался «Тавриды» и пишу тебе в своей каюте, вернее, в своем кубрике. Нас здесь четверо, в этом кубрике под полубаком. Все ребята ушли в город, отдыхают, и я сижу один, и никто не мешает мне побыть с тобой. Пароходик небольшой и старый. Ты, конечно, ужаснулась бы, увидев его. Что ж, я бы не стал тебя упрекать. Я и сам поначалу упал духом, увидев эти обшарпанные борта. А теперь я вроде привык, да и не годится охаивать свое судно.

Поднялся я в первый раз на борт, спрашиваю у вахтенного матроса, как пройти к капитану. А тот документы требует! Чувствуешь, служба как налажена? Ну, предъявил я ему свое направление, вахтенный вызвал боцмана, тот провел меня к старпому.

Вхожу я с боцманом в каюту и вижу: сидит в кресле такой кругленький усатый грузин и что-то быстро пишет.

«Здравствуйте», — сказал я. Тогда он повернулся, взглянул на меня, встал, пожал мне руку и пригласил сесть. Боцман доложил, кто я и зачем пришел. Старпом кивнул и оказал:

— Меня зовут Илья Иванович, фамилия Долидзев. — Он покрутил свой ус, усмехнулся и добавил: — Не Долидзе, а именно Долидзев. Так сказать, и по существу и по форме обрусевший грузин. Правильно я говорю, боцман?

— Вполне, — солидно подтвердил боцман.

— Ну-с, будем считать, познакомились. Остальное прояснится в работе. Главным начальником для вас сейчас будет боцман. Вот и действуйте. Будут вопросы — заходите.

Потом боцман привел меня в кубрик и показал койку и рундук.

— Вот это твое место. Остальное — завтра, — сказал боцман и ушел. До капитана даже и не допустили. Это мне, между прочим, нравится. Значит, есть порядок на судне!

Эх, Марина, ты не можешь себе представить, как это приятно после дней неопределенности и одиночества! Я прямо ожил сегодня — теперь знаю свое место, свою службу, у меня есть свое судно, есть капитан, старпом, есть, наконец, боцман — вон сколько начальников надо мной!

…Если бы знать, что и ты хоть изредка думаешь обо мне, вспоминаешь…»

МАТРОССКИЕ ВАХТЫ

К капитану судна Тимофея позвали в полдень, сразу после того, как он сменился с вахты у трапа. Каюта капитана находилась в средней надстройке под штурманской рубкой. Она была небольшая, эта каюта: кабинет-приемная с овальным столом и шестью привинченными к полу креслами. Над письменным столом нависал круглый циферблат гирокомпаса, а выше на стене висел старинный большой барометр. За шторкой — спальня.

Костлявое длинное лицо капитана было бесстрастным и неподвижным. Густые черные брови почти срослись на переносице и широкими крутыми дугами расходились к вискам. Тонкий с горбинкой нос разделял глубоко посаженные цепкие глаза.

Он медленно стал ходить по каюте. Четыре шага вперед, четыре шага назад… Руки держит за спиной. На правом грудном кармане значок капитана дальнего плавания.

Тимофей поежился: почему он молчит?

— Итак, — наконец заговорил глуховатым баском капитан, — вы закончили мореходное училище.

— Так точно, — привстал Тимофей, но капитан дал знак сидеть.

— Мне известно, — продолжал капитан, — что у вас не хватает трех месяцев до практического диплома штурмана. — Капитан сел за стол рядом с Тимофеем. — Не испугались судна?

Тимофей пожал плечами.

— Судно как судно. Вы плаваете, значит, и мне можно.

Капитан вздернул брови.

— Как, как? Значит, и вам можно? — Он засмеялся. — А что, верно, пожалуй. Не возражаете, если я попрошу старпома назначить вас на вахту второго помощника? Вахта трудная, и там нужны опытные люди.

— Я согласен, — коротко ответил Тимофей.

Перед отходом в рейс Тимофея перевели в двухместную каюту на полуюте, где жили матросы первого класса. Соседом оказался напарник по вахте. «Чекмарев» — назвал он себя, знакомясь. Разбитной и находчивый парень, пришедший на пароход после демобилизации из Военно-Морского Флота, он сразу перешел с Тимофеем на «ты».

— Давно на судне работаешь? — спросил Тимофей.

Чекмарев кивнул.

— Понял вопрос. Отвечаю: давно, шестой месяц. С боцманом лажу, со вторым помощником капитана, с которым, кстати, нам с тобой вместе морские вахты стоять, увы, не